Неточные совпадения
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся своими упругими рессорами
на быстром ходу серых, Анна, при несмолкаемом грохоте
колес и быстро сменяющихся впечатлениях
на чистом воздухе, вновь перебирая события последних дней, увидала свое положение совсем иным, чем каким оно казалось ей
дома.
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и
колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем
доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком
на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
Кое-где отворяли решетчатые железные ворота в
домах; слышался стук
колес; там,
на балконе, собралось целое семейство наслаждаться чуть-чуть повеявшей прохладой.
Дороги до церкви не было ни
на колесах ни
на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся как
дома у тетушек, велел оседлать себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо того чтобы лечь спать, оделся в блестящий мундир с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал
на разъевшемся, отяжелевшем и не перестававшем ржать старом жеребце, в темноте, по лужам и снегу, к церкви.
Сейчас за плотиной громадными железными коробками стояли три доменных печи, выметывавшие вместе с клубами дыма широкие огненные языки; из-за них поднималось несколько дымившихся высоких железных труб.
На заднем плане смешались в сплошную кучу корпуса разных фабрик, магазины и еще какие-то здания без окон и труб. Река Шатровка, повернув множество
колес и шестерен, шла дальше широким, плавным разливом. По обоим ее берегам плотно рассажались
дома заводских служащих и мастеровых.
До
дому еще было верст восемь; моя добрая рысистая кобыла бодро бежала по пыльной дороге, изредка похрапывая и шевеля ушами; усталая собака, словно привязанная, ни
на шаг не отставала от задних
колес.
Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук
колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли
на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под
домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш.
В одном месте сплошной забор сменился палисадником, за которым виднелся широкий двор с куртиной, посредине которой стоял алюминиевый шар. В глубине виднелся барский
дом с колонками, а влево — неотгороженный густой сад. Аллеи уходили в зеленый сумрак, и
на этом фоне мелькали фигуры двух девочек в коротких платьях. Одна прыгала через веревочку, другая гоняла
колесо.
На скамье под деревом, с книгой
на коленях, по — видимому, дремала гувернантка.
Петр Елисеич, конечно, был
дома и обрадовался старому сослуживцу, которого не знал куда и посадить. Нюрочка тоже ластилась к гостю и все заглядывала
на него. Но Ефим Андреич находился в самом угнетенном состоянии духа, как
колесо, с которого сорвался привод и которое вертелось поэтому зря.
Коля Гладышев был не один, а вместе с товарищем-одноклассником Петровым, который впервые переступал порог публичного
дома, сдавшись
на соблазнительные уговоры Гладышева. Вероятно, он в эти минуты находился в том же диком, сумбурном, лихорадочном состоянии, которое переживал полтора года тому назад и сам Коля, когда у него тряслись ноги, пересыхало во рту, а огни ламп плясали перед ним кружащимися
колесами.
Случайно или не случайно, но с окончанием баттенберговских похождений затихли и европейские концерты. Визиты, встречи и совещания прекратились, и все разъехались по
домам. Начинается зимняя работа; настает время собирать материалы и готовиться к концертам будущего лета. Так оно и пойдет
колесом, покуда есть налицо человек (имярек), который держит всю Европу в испуге и смуте. А исчезнет со сцены этот имярек,
на месте его появится другой, третий.
«Тесть — безногий старичок, ездил он по всему
дому в самодвижущем кресле,
колёса суконной покромкой обмотаны; ездит он, покашливает
на всех, головкой дёргает, — тихо-тихо в
дому.
Толстяк наконец явился, усталый, полузадохшийся, с каплями пота
на лбу, развязав галстух и сняв картуз. Молча и мрачно влез он в коляску, и в этот раз я уступил ему свое место; по крайней мере он не сидел напротив Татьяны Ивановны, которая в продолжение всей этой сцены покатывалась со смеху, била в ладоши и во весь остальной путь не могла смотреть равнодушно
на Степана Алексеевича. Он же, с своей стороны, до самого
дома не промолвил ни единого слова и упорно смотрел, как вертелось заднее
колесо коляски.
Можно приготовлять их
дома; всякая женщина умеет ссучить
на руках или
на маленьких
колесах,
на которых спускают тонкие бечевки, несколько шелковинок или ниток (всего лучше конопляных) какой угодно толщины и длины.
Стало тихо. За окном
на крыше
дома что-то негромко трещало; шум
колес и глухой говор людей несся снизу, с улицы. Самовар
на столе пел унылую песню. Щуров пристально смотрел в стакан с чаем, поглаживал бороду, и слышно было, что в груди у него хрипит…
— Что такое? — спросил он и пошёл к
дому, шагая осторожно, как по жёрдочке над глубокой рекою. Баймакова прощалась с дочерью, стоя
на крыльце, Никита заметил, что, когда она взглянула
на отца, её красивое лицо странно, точно
колесо, всё повернулось направо, потом налево и поблекло.
Приезжая в плодомасовский
дом, муж отставной боярской барыни служил боярину шутом и посмешищем: стоя
на голове, он выпивал стопы вина и меду; ходил
на кругах
колесом; разбивал затылком орехи и плясал
на столе казачка перед всей барской дворней.
Человеку, который вышел из
дому в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызнуту одним пятном грязи из-под
колеса, и уже весь народ обступил его, и указывает
на него пальцем, и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ не замечает множества пятен
на других проходящих, одетых в будничные одежды.
Подальше,
на гумне, слышались те же голоса, тот же скрип
колес, и те же желтые снопы, медленно продвигавшиеся мимо забора, там летали по воздуху, и
на моих глазах росли овальные
дома, выделялись их острые крыши, и фигуры мужиков копошились
на них.
Пискарев сбежал с лестницы.
На дворе точно стояла карета. Он сел в нее, дверцы хлопнули, камни мостовой загремели под
колесами и копытами — и освещенная перспектива
домов с яркими вывесками понеслась мимо каретных окон. Пискарев думал во всю дорогу и не знал, как разрешить это приключение. Собственный
дом, карета, лакей в богатой ливрее… — всё это он никак не мог согласить с комнатою в четвертом этаже, пыльными окнами и расстроенным фортепианом.
Положительно можно сказать, что в каждой из них вам кинется в глаза большой
дом, изукрашенный разными разностями: узорными размалеванными карнизами, узорными подоконниками, какими-то маленькими балкончиками, бог весть для чего устроенными, потому что
на них ниоткуда нет выхода, разрисованными ставнями и воротами,
на которых иногда попадаются довольно странные предметы, именно: летящая слава с трубой; счастье, вертящееся
на колесе, с завязанными глазами; амур какого-то особенного темного цвета, и проч.
Если не веришь Мне, сходи в ближайший сумасшедший
дом и послушай тех: они все познали что-то и хотели выразить его… и ты слышишь, как шипят и вертят в воздухе
колесами эти свалившиеся паровозы, ты замечаешь, с каким трудом они удерживают
на месте разбегающиеся черты своих изумленных и пораженных лиц?
Отец, куря папиросу, сидел
на террасе в ожидании гостей. Вдруг он неожиданно вздрогнул. Послышался шум
колес, и к нашему
дому подъехал небольшой шарабанчик, в котором сидели две дамы: одна пожилая, другая молоденькая в белом платье — нежное белокурое создание с мечтательными глазами и тоненькой, как стебель, талией. Она легко выпрыгнула из шарабана и, ловко подобрав шлейф своего нарядного шелкового платья, пошла навстречу отцу. Он подал ей руку и поманил меня.
Покатил он как-то в уездный город соль-сахар закупать. Пыль пылит,
колесо шипит, колокольчик захлебывается. Только в городок вплыл, ан тут
на первом повороте у исправникова
дома и заколодило. Ставни настежь, новый исправник, — бобровые подусники, глаза пупками, — до половины в окно высунулся, гремит-кричит...
С сестрами князь Виктор встретился тоже чрезвычайно холодно. Его думы и мысли были
на самом деле далеко от родительского
дома — они вертелись постоянно, как белка в
колесе, около «божественной» Александры Яковлевны.
Форейтор тронулся, и карета загремела
колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя
на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до
дому.